Помимо боли в плече я начинаю чувствовать ещё и жгучий холод: как я не замечала его раньше? Жар, вырабатываемый за счёт адреналина и исходящий изнутри, перестаёт добираться до конечностей: ушибленные и промёрзшие пальцы отказываются сгибаться, и я ловлю себя на том, что уже не чувствую, как прикасаюсь к волосам Родерика. Кисти начинает мелко трясти: виноват не столько мороз, сколько долбаный эмоциональный тремор - я еле подавляю дрожь во всём теле.
Я вижу слёзы в его глазах, и внутри меня что-то неприятно шевелится, заставляя отвести взгляд. Нет, вовсе не жалость - это чувство нельзя испытывать по отношению к тому, чей характер подобен молоту, а сила духа и выносливость восхищают своей несгибаемостью. Этот копошащийся зверёк больше походит на странное смущение: мне неудобно видеть проявление слабости в этом человеке, также неудобно, как было бы мне самой, если бы он был способен сейчас заметить мокрый след на моей щеке. Но Рик смотрит куда-то мимо меня, и его взор стекленеет: я отираю несколько невольных слёз рукавом куртки, а затем чуть сжимаю его плечо - эти глаза пугают сейчас не меньше, чем когда в них отражалась животная ярость. Да что с ним такое?
Но вот официант приходит в себя и постепенно поднимается на ноги: пожалуй, и мне пора. Прелестно, значит, копчик я тоже слегка отбила - от рывка вверх филейная часть завыла волком.
Я вздохнула с облегчением. Не знаю, как это объяснить, это даже прозвучит сейчас совершенно по-идиотски, но мне было приятно, что Родерик не накинулся на меня с кулаками и не выбил из моей симпатичной тушки весь дух. Казалось, что теперь мои действия приобрели некоторый смысл.
- Всякое бывало.
Я коротко улыбаюсь одной стороной губ, а затем наблюдаю, как парень перебирается по стеночке ко входу в бар. Выглядит он ужасно, но я не пытаюсь помочь ему идти - не хочу навязывать свою помощь, ведь скорее всего ему будет досадно чувствовать, что он не может сделать чего-то самостоятельно.
От косых взглядов посетителей и работников бара во мне просыпается раздражение: безусловно, можно понять их неприязнь - видок у Рика, словно тот только что прошёл испытание львами. Но имейте хоть каплю уважения, шипите чуть тише и пяльтесь не так открыто, иначе следующими жертвами для травли можете стать вы сами.
Проследив, чтобы этот гладиатор уселся за дальний столик, я произношу: "Я сейчас" - и удаляюсь к барной стойке.
С трудом расстегнув сумку одной рукой и достав деньги, я обращаюсь к бармену:
- 300 грамм водки и 2 рюмки, пожалуйста, - нет, я не собираюсь всё это пить, впрочем, спаивать официанту тоже, - И, если вас не затруднит, принесите ещё ведёрко с водой и пару тряпок, - я пододвигаю по столешнице несколько купюр - там больше, чем стоит алкоголь, поэтому я свято верю, что сложностей не возникнет.
Бармен кивает, и я стараюсь не обращать внимания на эмоции, отображающиеся на его лице. Знаете, оказывается, застёгивать молнию одной рукой куда сложнее, чем расстёгивать - о таких вещах обычно не задумываешься. Плевать, денег у меня всё равно почти не осталось, а телефон покоится в куртке - в крайнем случае не так жалко, если чья-то шальная рука решит поживиться.
Я подождала, пока коллега Рика не взял мой заказ в руки, и уже вместе с ним вернулась к столику. Наполнив рюмки, я взяла свою и взглядом указала парню на вторую: болеутоляющее ему совершенно необходимо.
- Элисса, - боже ты мой, как пафосно, - Сокращай, как хочешь.
Я выдохнула и залпом выпила прозрачную обжигающую жидкость: обычно я предпочитаю более женственные напитки, но когда часть твоего тела отчаянно скулит об эвтаназии, привередничать не приходится.
- Выпей ещё.
Сама я придвигаю стул к парню и наклоняюсь над ведром: вода тёплая, и я застываю в скрюченном положении на несколько секунд, чтобы согреть рабочую руку.
- Постарайся не размазать меня по стенке. Без обид, но выглядишь ты отвратно.
Отжав кусок материи, я, с невозмутимой миной, подношу его к парню и начинаю осторожно обмакивать окровавленные участки, стараясь не тереть раздражённую кожу. Скоро тряпка приобретает соответствующий цвет, я ополаскиваю её и вновь возвращаюсь к Родерику: так продолжается до тех пор, пока я не остаюсь удовлетворена проделанной работой. Нет, он всё ещё жуток, но теперь от него хотя бы не несёт кровью. Предоставив ему возможность вымыть руки самому, я отжимаю вторую тряпку, наливаю водку в свою рюмку и запускаю туда эту самую тряпку.
- Готов?
Не сомневаюсь, что Рик понял, к чему я веду, хотя так же я могу быть уверенной, что он плевал на такие меры дезинфекции. Но вид его побоев пускает по телу холодок, и это необходимо мне - для спокойствия.
- Тебе нужно в больницу, - говорю я, прикасаясь материей к разбитым губам и глядя ему в глаза, - Машина есть? Или тот, кто может отвезти?
Я кладу проспиртованную тряпку на разбитые кисти парня и отвожу взгляд от его лица: я весьма чувствительна к чужой боли, если ситуация не является экстренной. И как бы Родерик ни старался скрыть эмоции, я всё равно могла прочитать всё по еле заметным напряжениям лицевых мышц, поджатым губам и мелькавшим гримасам.
